Позвонила свекровь, говорит, Яночка, ты когда приедешь, я вот тут список
приготовила того, что нам с Галей нужно. Я говорю, давайте в среду, я как
раз поеду с Андреем по магазинам, заодно вам все куплю, привезу.
приготовила того, что нам с Галей нужно. Я говорю, давайте в среду, я как
раз поеду с Андреем по магазинам, заодно вам все куплю, привезу.
Ну и услышала она мою шепелявость, говорит, зуб выпал? Я – ага. И она как
начала причитать – бедненькая моя, мученица, это как же так, ну что же все
на тебя, беднягу…
начала причитать – бедненькая моя, мученица, это как же так, ну что же все
на тебя, беднягу…
Спрашивает плакала ли я. Я говорю – ну что вы, уж по зубу-то я точно рыдать
не буду, столько всего прошла, зуб фигня, переживу. Она опять – бедненькая,
страдалица. И плачет. Ну правда плачет!
не буду, столько всего прошла, зуб фигня, переживу. Она опять – бедненькая,
страдалица. И плачет. Ну правда плачет!
Тут уж я начала ее успокаивать, говорить что нет в этом ничего страшного,
что зубы сейчас делают, что все поправимо, уж может к лету-то точно буду
самая красивая, с зубами, с улыбкой. Она – как же ты говорить-то будешь,
молодая такая, а как бабка.
что зубы сейчас делают, что все поправимо, уж может к лету-то точно буду
самая красивая, с зубами, с улыбкой. Она – как же ты говорить-то будешь,
молодая такая, а как бабка.
Я говорю – ну вам же понятно что я говорю, так и буду. Некоторые вон
рождаются уже с кашей во рту, с заиканиями и прочим, и живут. Ну потому что
фигня все это. Плохо когда нет головы, когда сердце остановилось, а зубы –
ну что ж теперь.
рождаются уже с кашей во рту, с заиканиями и прочим, и живут. Ну потому что
фигня все это. Плохо когда нет головы, когда сердце остановилось, а зубы –
ну что ж теперь.
А она все плачет.
У нее, кстати, своих-то уже почти нет. Может вспомнила свои мучения, а
может и правда так жалко меня стало. Не может успокоиться, оплакивает мои
зубки.
может и правда так жалко меня стало. Не может успокоиться, оплакивает мои
зубки.
И так мне ее вдруг жалко стало. Думаю, ну вот она злючка такая, привереда,
критик великий, но добрая, раз плачет так. Переживает.
критик великий, но добрая, раз плачет так. Переживает.
Потом говорит – может тогда не надо приезжать, тебе же больно. Я говорю –
да не больно мне, нормально все. Непривычно, да, но боли нет. Болело когда
вылезало, сейчас уже все хорошо. И чай горячий пью, и ем, и говорю.
Наоборот, облегчение такое, что ничто не мешается, не висит, не давит.
да не больно мне, нормально все. Непривычно, да, но боли нет. Болело когда
вылезало, сейчас уже все хорошо. И чай горячий пью, и ем, и говорю.
Наоборот, облегчение такое, что ничто не мешается, не висит, не давит.
Ну короче вот проболтали с ней час наверное. Кто кого еще жалел и
успокаивал.
успокаивал.
А в итоге она мне сказала: я вот только сейчас поняла насколько ты мне
родная. Прости, говорит, вредную бабку. И тут чуть я не расплакалась. Верю
что искренне. Правда верю.
родная. Прости, говорит, вредную бабку. И тут чуть я не расплакалась. Верю
что искренне. Правда верю.
И пошли они все эти обиды, и не так все это важно.