В одной из комнат огромной коммуналки жили две грымзы. Они были родными
сёстрами, и если бы не существенная разница в возрасте, то можно было даже
подумать, что они близнецы.
сёстрами, и если бы не существенная разница в возрасте, то можно было даже
подумать, что они близнецы.
Обе худые, сухощавые, с тонкими, всегда поджатыми губами, с дульками на
головах. Носили одинаковые серые, невзрачные костюмы. Их ненавидела,
побаивалась и презирала вся коммуналка.
головах. Носили одинаковые серые, невзрачные костюмы. Их ненавидела,
побаивалась и презирала вся коммуналка.
Молодые люди ненавидели за то, что они обе всегда делали замечания, и были
вечно недовольны.
вечно недовольны.
За громкую музыку, за вечеринки, за поздний приход.
Дети побаивались из-за того, что пожилые дамы каждый раз жаловались
родителям за малейшую провинность, типа невыключенного света в туалете или
брошенных фантиков в парадном.
родителям за малейшую провинность, типа невыключенного света в туалете или
брошенных фантиков в парадном.
Милая и добродушная Никитична презирала за все. За высшее образование,
которого у неё не было, а у сестёр было, за отсутствие семей и детей, за
отвратительную манеру делать всем замечания.
которого у неё не было, а у сестёр было, за отсутствие семей и детей, за
отвратительную манеру делать всем замечания.
Ну вот она к примеру: ни во что не вмешивалась, ни к кому с жалобами не
приставала, на проказы детей и поздние приходы Витька и Сергея просто не
реагировала. А этим двум ну до всего было дело. Грымзы, они и есть
грымзы.
приставала, на проказы детей и поздние приходы Витька и Сергея просто не
реагировала. А этим двум ну до всего было дело. Грымзы, они и есть
грымзы.
Дети любили Никитичну. Никогда она не ябедничала родителям, хоть что делай,
хоть в ее присутствии, а она улыбнётся хитро, подмигнёт, и молчок.
хоть в ее присутствии, а она улыбнётся хитро, подмигнёт, и молчок.
А детей в коммуналке было много, шум и гомон стоял постоянно.
Частенько Алевтина Петровна, одна из грымз, та, которая постарше, выходила
и, поджав губы, отчитывала ребят:
и, поджав губы, отчитывала ребят:
— Ну нельзя же так громко орать! Может кто-то отдыхает сейчас? Дядя Петя со
смены, кстати, пришёл, а может кто-то книгу пишет. Валентина Петровна,
например! — И грымза указывала на дверь, за которой другая грымза, ее
сестра, действительно писала книгу.
смены, кстати, пришёл, а может кто-то книгу пишет. Валентина Петровна,
например! — И грымза указывала на дверь, за которой другая грымза, ее
сестра, действительно писала книгу.
Вся коммуналка подсмеивалась над ней. А Никитична, конечно, впереди
всех.
всех.
-Валь, ну когда уж ты ее допишешь-то? Устала ждать я! Почитать больно
хочется, — спрашивала старушка и заливалась смехом. Ее подхватывали все, кто
слышал.
хочется, — спрашивала старушка и заливалась смехом. Ее подхватывали все, кто
слышал.
Валя поджимала и без того тонкие губы и ничего не отвечала, а, зайдя в
комнату, горько рыдала на плече у сестры:
комнату, горько рыдала на плече у сестры:
— Аль, ну зачем ты им про книжку. Они и так смеются над нами.
— Ну и пусть смеются, — утешала ее сестра. — Они ж не со зла. Соседи это
наши. Почти родственники. Не обижайся. И не плачь!
наши. Почти родственники. Не обижайся. И не плачь!
А в 1941 грянула война, а в сентябре блокада. Голодно стало не сразу, и
поначалу тепло было.
поначалу тепло было.
Коммуналка потихоньку привыкала к новым условиям. К карточкам, к
полуопустевшим комнатам, к похоронкам, к завыванию сирены, к отсутствию
запахов из кухни, к бледным измождённым лицам друг друга и к тишине.
полуопустевшим комнатам, к похоронкам, к завыванию сирены, к отсутствию
запахов из кухни, к бледным измождённым лицам друг друга и к тишине.
Молодёжь больше не пела под гитару, а дети не играли в прятки. Было тихо и
спокойно. И эта тишина рвала душу сильнее, чем довоенный шум.
спокойно. И эта тишина рвала душу сильнее, чем довоенный шум.
Алевтина с Валей стали ещё худее, но по-прежнему надевали свои серые
костюмы, которые висели на них, словно в шифоньере на плечиках, и продолжали
следить за порядком. Только теперь уж за другим.
костюмы, которые висели на них, словно в шифоньере на плечиках, и продолжали
следить за порядком. Только теперь уж за другим.
Никитична выходила только по необходимости. А однажды и вовсе пропала. Ушла
и не вернулась. Алевтина с Валей ходили, искали ее несколько дней подряд. Но
тщетно. Пропала старуха, словно и не было.
и не вернулась. Алевтина с Валей ходили, искали ее несколько дней подряд. Но
тщетно. Пропала старуха, словно и не было.
А весной сорок второго в коммуналке первая смерть приключилась. Умерла мама
Толика, а у него больше никого не было. Остался малец совсем один.
Толика, а у него больше никого не было. Остался малец совсем один.
Всем мальчишку было жалко, но что поделать. Война. Как-то все снова пошло
своим чередом, и про Толю забыли.
своим чередом, и про Толю забыли.
А грымзы не забыли, взяли его под свою опеку. Подкармливали, смотрели за
мальчишкой. Ведь ему только одиннадцать в октябре исполнилось. Потом не
стало мамы у Васи с Женей. Отец на фронте, тоже давно вестей не было. И над
ним чопорные Валя и Алевтина взяли шефство.
мальчишкой. Ведь ему только одиннадцать в октябре исполнилось. Потом не
стало мамы у Васи с Женей. Отец на фронте, тоже давно вестей не было. И над
ним чопорные Валя и Алевтина взяли шефство.
Да и не только над ними. А вообще над всеми детьми коммуналки, а было их
много.
много.
Сестры по очереди варили один раз в день суп, колдовали над ним долго,
мешали, что-то подсыпали.
мешали, что-то подсыпали.
Неизвестно, из чего они его готовили, ведь совсем продуктов не стало, но
суп был вкуснейший. Всех детей кормили этим супом. Каждый день, в одно и то
же время.
суп был вкуснейший. Всех детей кормили этим супом. Каждый день, в одно и то
же время.
И название ему придумали: «разгильдяй».
— Баб Аль, а почему «разгильдяй»? Ты так Витька называла, я помню, —
интересовался Толик действительно странным названием супа.
интересовался Толик действительно странным названием супа.
При упоминании Вити у Алевтины выкатилась слеза, не было уж парня в живых
полгода как, но мальчишке женщина ответила так:
полгода как, но мальчишке женщина ответила так:
— Анатолий! Суп этот мы варим по-разгильдяйски! Потому он и назван так, а
не как иначе.
не как иначе.
— Как это, по-разгильдяйски? — не понял мальчишка.
— Ну как же? Кто ж кладёт в суп все подряд: и пшено, и перловку? Да ещё и
обойным клейстером приправляет? А если повезёт, то и пару ложек тушёнки! —
Алевтина погладила мальчишку по головке, достала из кармана совсем
малюсенький кусочек сахару, отщипнула от него осколочек и сунула сразу в
рот, чтобы при передаче из рук в руки не потерять ни одной крупицы.
обойным клейстером приправляет? А если повезёт, то и пару ложек тушёнки! —
Алевтина погладила мальчишку по головке, достала из кармана совсем
малюсенький кусочек сахару, отщипнула от него осколочек и сунула сразу в
рот, чтобы при передаче из рук в руки не потерять ни одной крупицы.
— Толя, иди погляди, наколупала баба Валя клея-то? А то мне «разгильдяя»
заправлять пора.
заправлять пора.
А потом и вовсе всех осиротевших к себе в комнату забрали. Все вместе жить
стали. Теплее, и не так страшно детям.
стали. Теплее, и не так страшно детям.
Прижмутся все друг к дружке, а баба Валя сказку на ночь расскажет. Из своей
книжки. Сказки она писала. Книжка та недописанная давно на растопку пошла.
Но все свои сказки Валентина хорошо помнила. Да ещё и новых насочиняла. Дети
без ее историй не укладывались и все время просили:
книжки. Сказки она писала. Книжка та недописанная давно на растопку пошла.
Но все свои сказки Валентина хорошо помнила. Да ещё и новых насочиняла. Дети
без ее историй не укладывались и все время просили:
— Баба Валя, сегодня про Красавицу из Снежных гор расскажешь?
— Расскажу, — и Валя начинала свой рассказ.
И обязанности у всех детей имелись, баба Аля строго следила, чтобы все при
деле были.
деле были.
Толик печку топил, Вася дрова собирал и на растопку готовил, девочки за
водой ходили, карточки отоваривали, суп помогали варить. И песни пели. Женя
запевалой была. Можешь-не можешь, а подпевай. Каждое утро пели.
водой ходили, карточки отоваривали, суп помогали варить. И песни пели. Женя
запевалой была. Можешь-не можешь, а подпевай. Каждое утро пели.
А однажды Алевтина девочку с улицы принесла. Совсем плохо ей было, почти
умерла она уже. Выходили.
умерла она уже. Выходили.
А потом ещё одного мальчика привела Валя. А потом ещё и ещё…
К концу блокады в комнате сестёр было двенадцать детишек. Выжили все.
Как?Чудо какое-то, наверное.
Как?Чудо какое-то, наверное.
А суп тот еще и после войны варили. Разгильдяй. Выросли детишки.
Разлетелись, кто куда.
Разлетелись, кто куда.
Но про бабу Алю и бабу Валю никогда не забывали. Они так и жили в той
коммуналке. Навещали их дети часто. Помогали.
коммуналке. Навещали их дети часто. Помогали.
Каждая из старушек почти до ста лет дожила. И книжку со сказками издали. И
много ещё потом баба Валя рассказов написала. Про всех своих внучат
написала. И название у книги что надо было — «Моя родная коммуналка».
много ещё потом баба Валя рассказов написала. Про всех своих внучат
написала. И название у книги что надо было — «Моя родная коммуналка».
А раз в год 9 мая обязательно все вместе собирались у Али и Вали, пока живы
они были. Своей большой дружной семьей собирались. И семья эта росла с
каждым годом. Уж и правнуки рождаться стали.
они были. Своей большой дружной семьей собирались. И семья эта росла с
каждым годом. Уж и правнуки рождаться стали.
И знаете, какое главное блюдо было на столе? Правильно думаете! Суп
«разгильдяй».
«разгильдяй».
Ничего не было вкуснее того блокадного супа. Приправленный добром и силой
духа он сохранил детские жизни и юные души.
духа он сохранил детские жизни и юные души.
Татьяна Алимова